Не будь как все – будь как все!
Чем шире раскрываешь объятия, тем легче тебя распять
Майкл Слейд
Майкл Слейд
Любишь? Тебе кажется
читать рассказОна ушла.
Нет, недалеко. Думаю, не дальше периметра нашей маленькой кухни.
В очередной раз надулась из-за какого-то пустяка, вроде того, что я посмотрел на неё не так как надо или чтобы слушать её душераздирающий «сонет» как она вылила на себя сегодня чашку горячего кофе, я сидел, уставившись в компьютер.
Нет, мне интересно. Мне даже интересна чашечка кофе, которую она держит в своих маленьких руках. Интересно практически всё, что она говорит. Всё что она делает. Вся беда на самом-то деле в том, что эту женщину я считаю своим сокровищем.
Да, оно моё сокровище, а я – наивный мечтатель. Хотя если не так поэтично, то всего лишь обыкновенный работник одной из большинства шарашкиных контор в нашей необъятной Москве, ненавидящий в душе свою работу и смирившийся с тем, что существование мое другого и не сулит.
Кроме своей работы, некоторых людей и ликера Бэйлиз я ещё почему-то не люблю кошек. Да, кошек, которых она так обожает. «Лучше бы мы завели рыбок», - говорил я ей. Этих маленьких пучеглазых немых существ. Их не нужно тискать, они не орут, не путаются под ногами, ни срут на тебя. Но она их любила. В итоге теперь в моей квартире помимо всего прочего есть ещё один житель. Усатый, мяучащий и срущий.
Чего я такой злой? Да я сам не знаю. Скорее я в очередной раз расстроен фактом её молниеносной истерики, хотя по сути как здравомыслящая особь должен был уже давно с этим смириться. Но, увы. Тогда это было нелегко, сейчас ещё сложнее.
***
Как мы познакомились?
Нет, это был не цветущий бульвар в центре города, и даже не какая-то пьяная тусовка или междусобойчик в клубе. Все было ещё банальнее и прозаичнее. Метро. Да, это загаженное, грязное метро и ОНА. Стояла, облокотившись о стену, придерживая слегка свою коричневую сумочку. Честно, я даже толком не помню, во что она была одета. Нет, ну конечно как в любом фильме или любовном романе я обязательно должен был помнить цвет её шикарного платья. Но, видимо это действительно бывает лишь в романах. Я помнил её длинные прямые черные волосы, очертания её тела, помнил даже её щиколотки, которые тесно были обвязаны завязочками от босоножек. Но какого цвета было платье, хоть убей, нет.
Ощущения, которые испытал, увидев её тогда, прежде я никогда не испытывал. Любовью с первого взгляда я назвать это не могу только лишь потому, что не помню, сколько раз успел взглянуть на неё, перед тем как понять, что испытал что-то похожее на маленький внутри огонек.
Мы начали встречаться. Признался я ей в любви день наверное на четвертый. Я сам до конца не осознавал, что говорю, да и не был уверен, что вкладывал в это понятие уж прямо что-то очень серьезное, но так хотелось говорить об этом.
А она… А что она? Я ей о «люблю», а она: «Это проходит» – и улыбалась.
Каждый день, да и каждая ночь, проведенная с ней, была чем-то особенным. Менялась её мимика, её настроение, её желания и осуществление этих самых желаний. Я хотел её постоянно. В мыслях, мыслями, вне мыслей. Всегда. Какой бы она не была в тот или определенный момент. Вместо того, чтобы думать о новом проекте, я сидел на работе и представлял округлости её бедер и прекрасную форму груди. И постоянно жил ожиданием, что же она выкинет на этот раз. Она умела удивлять. Заставать врасплох. С ней хотелось раскрываться полностью, вот так прямо выворачивать душу наизнанку.
Нет, конечно, в ней было то, что порождало порой желание её просто убить. Вот такие чувства на грани любви и настоящей ненависти. Это её фразочки, брошенные с явным желанием задеть, её язвительный тон. И её нытье. Да, периодами, она была невыносима. Капала. Что-то пыталась вынудить. Извлечь какую-то эмоцию и информацию, до которой в определенный момент я просто не мог дойти. Хотела, чтобы её видимо как-то успокоили или выслушали, но я не мог. Я не переносил нытья. Не переносил слез.
Хотя на самом деле я элементарно не знал, что со всем этим делать.
Да, она была не такая как все. Я долго не мог понять, как она может соединять в себе и ум, и инфантильность, красоту, здравую рассудительность и магию роковой женщины. Иногда я даже думал, что она делает это специально, чтобы казаться более интересной. Со временем я понял, что на самом деле это была просто своеобразная манера общения.
И вроде бы всё было хорошо, но я чувствовал, что она почему-то всегда держала расстояние. Какое-то незримое расстояние.
А в любовь мою она вообще отказывалась верить.
Часто я звонил ей, а она спокойно сообщала мне, что гуляет там с каким-то другом. Хихикала и играла. При ней я, конечно, изображал полное отсутствие ревности. Особенно в первое время. «Ревность – это первый признак слабости»,- считал я. А значит вычеркнуть её нужно к чертовой матери, но не вышло. Ревность начала сжирать меня изнутри. Неужели она этого не понимала? Манипулировала мной, играла, издевалась, крутила мной.
Я раскрывался перед ней. Стоял голый посередине площади и ждал реакции. А вокруг она. Много разной её, смеющейся надо мной со стороны.
Как-то вечером она не взяла трубку. И тут что-то меня дернуло. Я пытался переключиться, но не мог. В этот момент отчетливо представлял её в кровати с другим мужчиной. Как он дотрагивается до неё, как она смотрит на него и смеется, как кувыркается с ним. Я отчетливо представлял каждую сцену, каждую деталь. Мазохист. Ага. Как шестнадцатилетний идиот я названивал ей, с мыслью, чтобы она взяла эту долбанную трубку. Взяла.
Я совершенно потерял голову, не помню, что я там наговорил, но кончилось всё тем, что в ответ я услышал гудки. Через полчаса я уже пожалел о том, что вообще ей позвонил. Какой черт меня дернул.
Я присылал ей цветы. Никакой реакции. Потом звонил, писал смски. Ни ответа. Я не мог ни о чем другом думать, кроме неё. Я унижался. Чувствовал, что унижался.
Я много спал, да. Всё это время я пытался как-то избавиться от мыслей о ней, забываясь во сне. Меня не интересовали другие женщины. Только я уже и думал сбежать от этого всего с помощью плотских утех, как сразу перед глазами появлялась она. Один раз, признаюсь, было. Я, честно говоря, даже особо и не запомнил этого. Так, трах для поддержания здоровья, который также быстро забылся, как собственно и произошел.
Мы помирились. Она пришла, как ни в чем не бывало. Заявилась на порог с ироничным: «О, да ты тут, я смотрю, прибрался». Я впустил её. Я не задавал никаких вопросов. Я просто наслаждался, смотря на неё и удивлялся, что такое творение делает в этой захламленной, давно нуждавшейся в ремонте, холостяцкой квартире.
Весь этот круговорот продолжался почти год.
В один прекрасный день мы лежали в кровати и я выпалил слегка неуверенно : «А может, поженимся, как думаешь?» Она подскочила и с лицом, будто она выступает перед присяжными на суде, вымолвила: «Ты этого хочешь или это эфемерные представления определенных традиций, которые нам с детства впихивает буржуазное общество?» Что?! Я не понял, к чему это было, и что она хотела этим всем показать.
Но это была последняя капля.
Всё изменилось. Наверное, в этот момент я просто устал играть в игру «покажи мне чувства, я тебя пну». Когда она выкинула свою очередную шуточку, я просто развернулся и ушел. Кажется, даже сказал что-то язвительное, хотя уже и не вспомню. За спиной я слышал многократное эхо своего имени. Но мне было все равно.
Мы не говорили целую неделю, она позвонила как-то, но я не взял трубку. Изображал из себя полного пофигиста. Хотя самому хотелось тошнить от этого. Периодически меня, конечно, посещала мысль: «Чем она занимается, рассказывает ли она своим подружкам обо мне, плачет ли». Ну уж , конечно, плачет она. Наивный. Она была достаточно умна для того, чтобы не изливаться перед кучей подружек, которые лапу сосали, смотря на неё. И успокаивал себя мыслью, полной самоутверждения, что «Вот я, наконец, сделал это».
Она позвонила снова. Я взял трубку с мыслью, что уделю ей не больше пяти минут. Мне
хотелось быть с ней жестоким, хотелось отомстить ей, понимая, что может в её глазах я и выглядел уродом.
Она предложила встретиться. В итоге я не смог отказать.
Это был вечер. Парк недалеко от её дома. Какие-то лавочки, мусор, смеющиеся вдалеке на полпарка ребята. В общем, совершенно не романтичная обстановочка. Я был тверд, холоден, изображал абсолютное отсутствие каких-либо чувств. Помолчали минуты три, обсмотрели друг друга, сказали пару несуразных фраз.
«Я, - помолчав, вдруг выпалила - Я люблю тебя»
Тут меня оборвало.
«Любишь? Тебе кажется», - съязвил я. В ответ я услышал тихое: «Нет»
И я поверил ей. Взглянув в её глаза, я не увидел издевку, не увидел игры, мне хотелось ей сказать: «Какую роль ты на этот раз играешь?», но я не сказал. Я «Я боялась», - говорила она – Боялась раскрываться, бросаться в омут всего этого» Я увидел ребенка. Красивого, милого, но обиженного когда-то кем-то ребенка. Я молчал. Я не спрашивал, что её заставило думать, что я могу броситься её чувствами. Видимо, у неё на это были причины, возможно причины какого-либо прошлого. Может, я не стал задавать вопросов, потому что мне просто хотелось верить и не искать никаких доказательств. В тот момент меня хватило только на то, чтобы выронить: «Больше никогда так не делай. Просто не делай»
Да, вот как оно порой получается. Один открывается и страдает, что открылся, а второй держит всё в себе и страдает, что боится сделать тоже самое.
***
Что сейчас? Она уже успокоилась и вернулась с кухни. Сидит и как всегда пытается растопить меня с помощью своих ангельских глаз. Я прощу её. Конечно, прощу. Самое забавное, что я уже давно простил её. Ещё в тот момент, когда писал всё это. Но перед тем как сдать все позиции и признаться в том, что я не могу жить без неё, я, пожалуй, для начала схожу на кухню и сделаю себе бутерброд. Большой такой, вкусный бутерброд.
hejly
@музыка: Ryu
@настроение: о5 чегото себе напридумывала.
@темы: о своём и о себе, 愛してる, вечное, ностальгия
-
-
08.09.2009 в 18:12